Пора перестать махать кулаками. Интервью газете «Деловой Петербург»

Думаю, сейчас в Петербурге происходит абсолютно своеобразное осмысление традиций неоклассики, но увлекаться только этим стилем не стоит. Я потому и люблю упомянуть допетровскую традицию, чтобы напомнить всем, что не одной неоклассикой живы наши города. Вспомните: в том же XVI веке творил не только Палладио, но и Барма с Постником. Сергей Чобан

Сергей, вы спроектировали много как общественных, так и жилых зданий. А сам предпочитаете жить в центре, за городом? Живете ли вы в своих домах?

— Я стопроцентно городской
 житель, и формат городской квартиры мне гораздо ближе и удобнее, чем односемейный дом на большом участке. Я люблю жить в центре, но ключевым соображением географии жилища для меня всегда является не центр как таковой, а пешеходная доступность офиса. Мне нравится иметь возможность дойти до работы пешком, когда на это есть время и настроение. Не стоит забывать и о том, что само понятие "центр" в современном мегаполисе весьма изменчиво. Например, когда я въехал в свою берлинскую квартиру в 1996 году, это был совсем не центр, но прошло почти 20 лет, и этот район стал одним из центральных.

А в Петербурге часто бываете?

— Мы работаем здесь
 вместе с Евгением Герасимовым, и, конечно, я приезжаю достаточно часто. Раньше, на более активных стадиях проектирования, я проводил здесь по 1 – 2 дня в неделю, сейчас приезжаю по мере необходимости, по крайней мере 2 раза в месяц точно. Петербург — это город, в котором я родился и прожил почти 30 лет, и для меня очень важна та часть моей профессиональной деятельности, которая с ним связана. Я с очень большим вниманием отношусь к тому, что здесь происходит.

Вы часто говорите о важности деталей. Проблема в том, что деталей, орнаментов, того, за что может цепляться глаз, не хватает?

— Проблема в том,
 что современная архитектура сама себя лишила большого количества деталей и поэтому потеряла ту тактильность и глубину, которые присущи историческим постройкам. В современной архитектуре выразительность присутствует скорее на уровне силуэта, дальних точек восприятия. Но когда подходишь к зданию ближе, представление о нем уже не меняется, фактически к силуэту ничего не добавляется. Тогда как по–настоящему интересным пребывание человека в городе делают именно детали, раскрывающиеся по мере приближения к постройке. И в этом смысле редуцированная с точки зрения декора современная архитектура действительно во многом проигрывает исторической.

Есть ли в этом какая–то вина и нежелание архитекторов или это посыл к удешевлению тех, кто заказывает проекты?

— Мне кажется, это
 в первую очередь следствие исторического развития. С начала XX века смена стилей в архитектуре происходит слишком быстро — это напоминает мне все более туго закручивающуюся спираль. Сравните: греческая классика развивалась несколько веков, готический стиль и Возрождение — по три века, историзм или эклектика — полвека, а модерн и ар–деко — от силы по 15 лет. Иными словами, периоды поисков новых способов декорирования здания все сокращались и сокращались. Знаете, как человек, который сначала долго разбегается, чтобы потом совершить прыжок и перейти на другой уровень. Так и стили в какой–то момент прыгнули в совсем неожиданную сторону — возникла, казалось бы, простейшая, но в то же время абсолютно новая идея, почему бы не отказаться от украшения здания вовсе. Архитекторы нового времени (в том числе Гропиус, Мис ван дер Роэ, Ле Корбюзье) верили в то, что функция самодостаточна и что здания могут быть красивыми без декора вовсе, просто за счет сочетания стен и окон. Это был огромный интеллектуальный прорыв.

Но очень быстро простых форм стало недостаточно, появились бионическая архитектура, хай–тек и т. д. Передовая архитектура в иконических зданиях, таких как музеи, концертные залы и другие крупные общественные комплексы, использует самые передовые формы и материалы, успешно контрастируя с окружением. Но есть еще и простая средовая архитектура, заполняющая лакуны между иконическими зданиями, и вот как раз ее–то словарный запас оказался невероятно беден. Я говорю о решении, казалось бы, самой простой задачи — строительстве прямоугольного здания, вставки, каких в городе очень много. Умение создавать средовую архитектуру в эпоху модернизма фактически было утрачено, и, думаю, во многом именно поэтому общественность ее так не любит.

Горожане, наверное, ничего не имели бы против выдающегося шедевра бионической современной архитектуры, свободных форм, какого–то очередного Гугенхайма. Но я говорю не о каком–то всплеске гения, а о ремесленном мастерстве архитектора. Ведь мы знаем, что многие здания XVIII века в Петербурге были построены по каталогам. Они имели достаточно простые формы и простой декор, но это была настолько профессиональная работа, что мы не замечаем их почти типовое происхождение. Они очень непретенциозны, но создают качественную историческую среду. Как современными средствами, лишенными деталей и глубины фасада, встроиться в эту среду — вот вопрос, который кажется мне ключевым для всей современной архитектуры. Также сложно создавать этими средствами фоновую застройку в новых кварталах.

То есть дело именно в архитекторах. Какого–то желания заказчика сэкономить, в том числе в отношении деталей, нет?

— Но ведь историческая
 средовая архитектура, которую мы видим в городе, не была дорогой. Ремесленники умели делать такую архитектуру сравнительно дешево, по рыночно приемлемым ценам. Увы, в какой–то момент это умение было утрачено, и сегодня создание огромного количества деталей, конечно, неизбежно влечет за собой увеличение бюджета. Проблема еще и в том, что сам заказчик привык мыслить категориями модернизма, и архитекторы ему всегда подтверждали, что за такие деньги можно создать здание. И вдруг выясняется, что это здание получается не очень красивым, не очень убедительным, а если делать что–то более убедительное, нужно больше декора, деталей, рельефа и, как следствие, денег. И заказчик начинает метаться, особенно в тяжелые в экономическом отношении времена, искать способы сэкономить, заводя с архитектором бесконечные разговоры о том, а не сделать ли нам здание попроще, а не уйти ли нам от того, не уйти ли от этого… Конечно, заказчики во все времена старались сэкономить (посмотрите на то, каким мусором заполнялись внутренности кирпичных стен!), но всегда была некая планка, ниже которой опуститься было невозможно. Сегодня этой планкой является редуцированный модернизм и, судя по тому, что мы видим, эта планка слишком низка. А на более высокую ступень можно подняться не в одиночку, а только со строителями.

Если говорить не о мастерах, а о стройматериалах, в той же "Невской ратуше" — натуральный камень из Европы. В нынешней ситуации импортозамещение пресловутое происходит?

— Импортозамещение, безусловно, должно
 происходить и происходит. В России было достаточно много разработок камня: Исаакиевский и Казанский соборы построены из камней, добытых в Российской империи, а не в Италии.

Но я убежден в том, что наряду с импортозамещением материалов очень важно повышение качества работы специалистов строительных профессий. Почему, например, в Петербурге раньше так мало зданий строилось из камня? Да потому что были высочайшего уровня мастера, которые могли все эти рельефы, орнаменты, заглубления, выступы сделать из штукатурки. Сегодня таких мастеров нет, и мы берем камень как материал, изначально более дорогой, но гарантирующий более тактильную и интересную поверхность. Мы идем по пути удорожания проекта в том числе и потому, что наша палитра возможностей чрезвычайно небогата. Палитру могут дать только ремесленники, только строительные компании.

И я убежден: архитекторы и заказчики сообща должны стараться поднять уровень наших строителей, сделать так, чтобы они поняли, что дешевое, излишне непритязательное обхождение с материалом больше не востребовано. Это должен быть результат внутренней борьбы на рынке, который ведет к повышению качества. Так что зачастую даже не нужно говорить об импортозамещении: штукатурку можно сделать в любом месте и за сравнительно небольшие средства, нужно только понимать, кто на это способен.

Вы выступаете за введение дизайн–кода для новых и исторических районов. Вроде бы и так достаточно регламентов, зачем еще больше?

— Дело не в
 регламентации. Дело в том, что за 20 лет активного строительства у Петербурга сложилось достаточно четкое понимание того, что городу и горожанам подходит и нравится, а что, наоборот, нет. И пора перестать махать кулаками после драки — куда эффективнее было бы суммировать опыт этих лет и четко договориться о том, что в городе допустимо, а что нет. Причем сделать это открыто, чтобы это не превратилось в диктат стиля.

Например, мы не хотим видеть цельностеклянные фасады в центре города — давайте это пропишем. Не хотим видеть огромные зеркальные кровли и слишком большую рекламу — и это давайте пропишем. Это касается и развития мансардных этажей, и цветовой гаммы домов, и характера обработки материалов, и чрезвычайно плотной и высокой застройки на периферии Петербурга.

Я понимаю, что это может быть даже жестко по отношению к каким–то собственникам, которые вдруг поймут, что на их участках нельзя построить 20–этажные башни, но качество городских пространств важнее интересов отдельно взятых застройщиков.

И можно сколько угодно говорить о том, что это уже есть в ПЗЗ (правила землепользования и застройки. — Ред.). Может быть, и есть, но, значит, недостаточно хорошо прописано, раз в обход ПЗЗ может создаваться то, что жителям города не нравится.

То есть это должно убрать субъективную оценку?

— Разве то, что
 ваша газета и другие издания говорят о разных объектах, является субъективной оценкой? Вы составляете каждые 2 года рейтинги неудавшихся зданий и градостроительных ошибок.

Это не субъективные мнения, а мнения горожан ("ДП" составляет рейтинг по результатам опроса архитекторов. — Ред.). С ними я могу как профессионал согласиться или нет. Но они отражают сегодняшнее состояние общественной дискуссии. Проектировать в отрыве от общественной дискуссии невозможно.

Вы иногда говорите, что российская архитектура должна перестать следовать западноевропейскому мейнстриму и искать себя в допетровской эпохе. Подходит ли эта формула для Петербурга?

— Петербург, конечно, город
 постпетровский. Когда я говорю о допетровской архитектуре, я имею в виду, что в ней была своя, очень интересная игра с формой и с деталями. Ее в большой степени сознательно или бессознательно подхватил конструктивизм. Я люблю показывать в своих докладах детали Мирожского монастыря в Пскове и детали клуба им. Зуева работы Голосова — их словарный запас, как и многих других зданий этих двух периодов, очевидно перекликается.

В России и в первую очередь в ее северных городах меньше света, больше осадков, а значит, рельеф, цвет и материалы российской архитектуры должны отличаться от архитектуры более солнечной Западной Европы. Вообще такая самостоятельная архитектурная культура, как российская, должна искать собственное воплощение. А просто повторять образцы, пусть и удачные, западноевропейской архитектуры представляется мне неверным.

Конечно, Петербург в стороне от этого процесса остаться не может. В Петербурге во все времена строили в стилях, которые были современными, — здесь есть здания неорусского стиля, есть прекрасные образцы модерна.

Думаю, сейчас в Петербурге происходит абсолютно своеобразное осмысление традиций неоклассики, но увлекаться только этим стилем не стоит. Я потому и люблю упомянуть допетровскую традицию, чтобы напомнить всем, что не одной неоклассикой живы наши города. Вспомните: в том же XVI веке творил не только Палладио, но и Барма с Постником.